Цветочный крест. Роман-катавасия - Страница 53

К оглавлению

53

Феодосья разжала перста.

С колен ея покатилась, страшно грохоча, пустая миска. Она проломила стену горницы, разворотила бревенчатый частокол, развалила стену Тотьмы, смела высокие берега Сухоны, расплескала море Окиян, разбила твердь небесную, и обрушила поднебесный мир, погрузив землю во тьму на веки вечные.

Глава двенадцатая
КАЗНЕННАЯ

— Неплохо изладилось? — молодой древодель задал сей вопрос не для получения ответа, а дабы затеять беседу о своем несомненном мастерстве.

Его напарник, несмотря на обладание широким носом, имевшим вид разношенного лаптя, что придавало владельцу зело балагурный образ, норов имел скорее угрюмый, чем веселый. И не разделял радостного возбуждения своего напарника, охваченного профессиональным восторгом от мысли, что именно ему доверили возводить помост для казни не какого-нибудь любодея, изловленного на посадской бабе, а самого сподвижника Стеньки Разина! Сия радость так и перла из древоделя. Звонко и нарочито небрежно стуча топором, он, то не менее звонко, невзирая на треснувшую от мороза нижнюю губу, голосил веселую песнь, то вслух, не дожидаясь ответа, комментировал работу, то помахивал инструментом, демонстрируя легкость обращения с ним. Струги, тесла, скобели — все, что надо и не надо притащил древодель в торбе из толстой кожи. А сколько раз бодро отбегал детина в сторону, дабы издалека оценить возводимую конструкцию. И все с шумом, все с азартной суетой. Тьфу!..

— Эх, аз в Москве видал помост, так помост! — мечтательно проговорил молодец утром, когда древодели впотьмах достигли Государева луга, где воеводовы люди уже с ночи жгли костер, дабы разморозить землю под вкапывание столба. — На эдаком помосте хошь — режь, хошь — руби, хошь — чего хошь делай.

Старший товарищ, исполненный хмурого внутреннего достоинства, лишь сурово сморкался и молча шевелил губами.

— А? Каковы ступени? — указал молодой топором на вытесанные им в бревне широкие уступы. — Ничего изладились? На такой ступеньке и с девкой вдвоем усидишь, не свалишься.

Напарник угрюмо сплюнул, бросил взгляд на свежую лестницу, по которой предстояло завести на помост разбойника, и еще ожесточеннее застучал топором, вырубая паз.

Сколько казненных построек возвел он за свою жизнь! И пытошные да правежные столбы, и плахи для отрубания членов и голов… Одних срубов для сжигания ведьм и богоотступников было им самолично излажено не менее трех дюжин! Особой гордостью древоделя была постройка для колесования, о чем он неизменно вспоминал в минуты особого душевного расположения. Но сего дня древодель был хмур и озабочен. Загвоздка вещи состояла в том, что воевода Орефа Васильевич до сей поры не мог решить, как лучше предать смерти скомороха и вора Андрюшку Пономарева? Поэтому древоделям на всякий случай пришлось и вморозить в землю столб, и затоговить сруб, и начать возводить помост: кто его знает, каково будет распоряжение воеводы?

А приказ все не поступал.

Более всего Орефа Васильевич опасался обвинений в мягкости судебного приговора в отношении государственного преступника. Честно говоря, казнить разбойника такого высокого звания Орефе Васильевичу предстояло впервой. И он был охвачен думами: как поступить наилепнее: вырвать ли пуп? Залить ли в глотку железа? Посадить на кол? Зрелищу должно было вменить в головы тотьмичей крепкую веру в неотвратимость наказания и наполнить их гордостью за крепость и справедливость судебной системы Тотьмы, которую практически во едином лице представлял Орефа Васильевич. «Практически», потому что иной раз суд вершили духовные отцы города. И сегодня, радея о воспитательном моменте, на казни должен был выступить отец Логгин, но само следствие и забота о казнении целиком лежали на плечах Орефы Васильевича.

— Али кишки вырвать? — уперев кулак в бороду, ломал голову Орефа Васильевич. — Али медведями растерзати?

Отец Логгин поморщился.

— К чему эти языческие методы? Слава Господу, у нас здесь, в Тотьме, не древний Рим, чтоб рвать разбойников львами.

— А как же при Иване Грозном? И за ребро подвешивали, и по горло в землю закапывали, и свинцом заливали? Негоже старые способы забывать, оне нам дедами заповеданы.

— Иван Грозный, при всем моем уважении к ним, это все-таки вчерашний день. Согласитесь, Орефа Васильевич, многое, в том числе, и способ казни, имеет свойство устаревать. И Иван Грозный с его ребрами не исключение из сего правила.

— Уж услыхал бы он тебя, отец Логгин… — ухмыльнулся воевода. — Висел бы сейчас, за муде крюком подцепленный.

Отец Логгин нервно сморгнул, неискренне рассмеялся и дернул бородой.

— Да уж… Но ныне, слава Богу, наместник Господа на земле царь Алексей Михайлович, государь добрейший, сторонник гуманных методов. Посему полагаю, что в русле сего…

Отец Логгин слега заплутал в речи и остановился, дабы собраться с мыслями.

«Эка красно бает! — восхитился в сердце Орефа Васильевич. — Что елдой выводит!»

— Казнение должно быть классического рода, — наконец промолвил отец Логгин, — в русле православных христианских традиций. Сожжение — идеальная вещь. Огонь — от Бога. Божественный огонь… Неопалимая купина… Надобно будет ввернуть, кстати, про купину…

Отец Логгин прочистил горло, репетируя красную речь:

— Того сына своего, кто несправедливо оклеветан наветами, Отец наш спасет от огня, как тушил он пламя неопалимой купины. Но, ежели богопредатель истинно виновен, то огонь вспыхнет с божественной силой… Кстати, Орефа Васильевич, не дурная мысль — усилить пылание. Не знаете ли, чем возможно усилить Божественный огонь?

53